Судьба их госпожи была скрыта от волшебников Баялун, и они хорошо выполнили свою работу. Пока армия занимала позиции, заклинатели использовали свои силы, чтобы разбивать валуны и убирать с дороги земляные насыпи. К рассвету они расчистили несколько широких ровных проходов в завалах. Осмотрев эти проходы с холма, Ямун решил, что их более чем достаточно для атаки.

Вдалеке Драконья Стена тоже претерпела изменения. В тусклом предрассветном свете стена казалась мрачным монолитом. Когда взошло солнце, мрачные стены стали красно-золотыми. Башни и карнизы резко выделялись на фоне зелено-коричневой земли за ними. Вдоль зубчатых стен, словно маленькие клыки, тянулась сверкающая полоса света от наконечников копий защитников. С того места, где стоял кахан, величие Драконьей Стены вдохновляло.

— Пойдем, анда, пришло время битвы, — проворчал Ямун. Он окинул взглядом свою армию. — Сегодня великий день. Я либо завоюю Шу Лунг, либо потеряю всех, кто у меня есть.

Коджа посмотрел в сторону кахана. — Я думал, что ты уверен в победе.

— Да, но, возможно, это произойдет не сегодня. Если меня здесь разобьют, я вернусь и соберу новую армию. Меня и раньше побеждали. Ямун прикрыл глаза ладонью, чтобы посмотреть в сторону Драконьей Стены. — Но я бы не хотел проиграть, — заключил Ямун с кривой улыбкой. — А теперь, анда, пора.

Кахан был одет так же, как и накануне; на самом деле, он  вообще не снимал свою военную форму. Сам Коджа был одет в те же доспехи, что и в битве при Манассе, как он привык их называть, хотя Ходж, по крайней мере, нашел время подогнать их под его фигуру. Броня все еще была тяжелой и жаркой, но, по крайней мере, не натирала тело так сильно.

— Я иду, Ямун, — ответил Коджа. Он не хотел быть в эпицентре битвы, но у него не было выбора. В его обязанности входило наблюдать за жертвоприношением, которое должно было произойти ближе к стене. Пустившись рысью, чтобы догнать Ямуна, он придержал своего скакуна рядом с военачальником.

— По обычаю нашего народа, — сказал Ямун, — я приказал отдать этому духу сотню моих лучших белых кобыл. Этого достаточно?

— Я не знаю. Будет ли этого достаточно, чтобы угодить твоему богу, Тейласу?

— Думаю, более чем достаточно. Ямун наклонился в седле, чтобы отдать последние распоряжения ожидавшему его посыльному. Удовлетворенный тем, что человек понял приказ, кахан отправил его в путь. Другой посыльный вышел вперед, чтобы занять место этого человека.

Приблизившись к основным силам армии, Ямун остановился, жестом приказав стражникам вывести Чанара вперед. Генерал неподвижно сидел на своем коне, отказываясь смотреть на кахана. Гордость Чанара, казалось, была единственным, что поддерживало его.

— Чанар Онг Кхо, — торжественно произнес Ямун. — Через несколько мгновений мы пойдем вперед с нашей армией. Я отведу тебе почетное место в нашей предстоящей битве — ты возглавишь первую атаку на Шу. Я даю тебе это право, потому что ты мой анда, и только из-за этого. Не опозорь себя перед всей армией. Чанар не сделал попытки ответить. — Отдайте ему его оружие, — сказал Ямун и пришпорил своего коня.

Маршрут кахана и его свиты пролегал через  самое сердце двухсоттысячного коллектива. Коджа восхищался дисциплиной воинов. Это напомнило ему, насколько хорошо были обучены солдаты Ямуна. Их беззаботность на марше противоречила их жесткой дисциплине на поле боя. Двести тысяч человек ждали на своих конях в строгих рядах: десять человек в арбане; сто в джагуне, которые, в свою очередь, образовывали минганы по тысяче человек; и минганы были сгруппированы в огромные тумены. Каждый тумен образовывал блок всадников в десять всадников глубиной и в тысячу человек шириной. В центре их был штандарт тумена, в то время как штандарты минганов образовывали линию сигнальных флагов, которые мог видеть каждый человек.

Двести тысяч людей и животных производили достаточно шума, чтобы об их присутствии стало известно. Когда кахан проходил мимо, воины приветствовали его громкими возгласами. Даже те, кто находился далеко от кахана, не молчали. Стоял постоянный грохот, поскольку нервничающие люди и лошади ждали сигнала к атаке.

Наконец, Ямун, Коджа и Чанар добрались до головы армии. Кашики Ямуна были поставлены в центре строя, в авангарде армии. Кахан выехал, чтобы обратиться к ним. — Люди Кашика, лучшие из моих воинов! Сегодня мы сокрушим армии Нефритового Трона. Выступайте под штандартом Чанара Онг Кхо, лучшего из моих доблестных людей. Идите вперед и храбро сражайтесь, ибо здесь мы добьемся успеха, или умрем!

Кашики издали могучий крик, ударяя копьями о мечи. Услышав шум, остальная часть армии подхватила крик. Рев эхом разнесся по долинам и по всей равнине. Коджа не мог себе представить, как этот рев, должно быть, прозвучал для защитников Шу на стенах.

По сигналу Ямуна Чанар подъехал к голове Кашиков. За ним скакали два знаменосца, один нес штандарт Чанара, другой — штандарт Кашиков. Всадники заняли свои позиции позади генерала. Отдав приказ, Ямун галопом поскакал обратно — туда, где ждал Коджа.

Заняв позицию рядом со своим  боевым штандартом с белыми хвостами, Ямун оглядел строй по всей длине. С одной стороны были Чанар и основные силы Кашиков численностью в восемь тысяч человек. По другую сторону кахана тянулась шеренга из ста белых лошадей, каждую из которых вел пленник Шу, один из немногих, захваченных во вчерашнем разгроме. Рядом с каждой лошадью стоял и носитель колчана. Черные одежды Туйгана резко выделялись на фоне белых кобыл.

— Все готово, Повелитель Ямун, — сказал один из ханов.

— Хорошо. Коджа, начинай.

Священник нервно сглотнул и кивнул. Слегка подтолкнув своего коня хлыстом вперед, он выехал впереди армии. Пленники, сопровождаемые стражниками, повели за ним сотню лошадей. Лама медленно ехал по равнине, приближаясь к возвышающемуся фронтону Драконьей Стены. Он продолжал двигаться вперед, войдя в зону, которая была разрушена вчера в результате атаки Гоюка. Волшебники Баялун проделали превосходную работу по расчистке завалов, их магия проложила пути через разбитую землю. Однако все еще оставались ужасные напоминания о людях и лошадях, которые пали там накануне.

Священник остановился, когда приблизился к стене так близко, как только осмелился. Он мог видеть, как лучники Шу направляют свои стрелы на процессию Туйганов. Только присутствие пленных Шу помешало им открыть огонь. Коджа опустил голову, глубоко вздохнул, а затем поднял глаза. Он чувствовал себя спокойным, слишком озабоченным, чтобы бояться. — Дух Драконьей Стены, — позвал он, — услышь меня! Кахан Ямун, Прославленный Император Всех Народов, приносит тебе кровавую жертву. Прими ее и иди в свободе и мире. Коджа прошептал молитву, умоляя Фуро простить его за то, что он собирался сделать. Священник подал сигнал, как только молитва была закончена.

Сотня стражников протянула руки с ножами и перерезала глотки сотне лошадей. Предсмертные крики животных зазвенели в ушах Коджи. Его собственная лошадь встала на дыбы, заставив священника открыть глаза. Он едва мог сдержать лошадь под контролем. Повсюду вокруг него кобылы, спотыкаясь, рванулись вперед или набрасывались на своих конюхов, кровь стекала по их белым грудям, пропитывая землю. Они быстро, одна за другой, упали в грязь.

Коджа был ошеломлен. Он услышал рев. Сначала лама подумал, что это боевой клич двухсот тысяч человек, выстроившихся позади него. Затем, внезапно, земля задрожала. Ударные волны набрали силу, и лошадь Коджи встала на дыбы и понеслась, сбросив священника на землю. Повсюду вокруг Коджи стражники изо всех сил старались держать своих скакунов под контролем.

Вскочив на ноги, священник посмотрел в сторону Драконьей Стены и остановился в изумлении. Она прогибалась, вздымалась  вверх, фундамент вырывался из земли. Кирпичная кладка отваливалась пластами, сметая защитников с зубчатых стен. Ближайшая сторожевая башня выгнулась наружу, поднимаясь ввысь, прежде чем осесть грудой обломков. Коджа посмотрел на ворота. Огромные деревянные створки со стоном ударились друг о друга. Высокие надвратные башни закачались. Раздался пронзительный треск, когда пролет между двумя башнями разлетелся вдребезги, осыпав каменным дождем гарнизон Шу, находящийся внизу.